Жребий брошен - Страница 76

— Да ведь не солгал я никому, — испугался холоп. — Токмо правду поведал. Как заговорили, так и припомнил, какие глаза у невольницы боярской…

— За то и отвечать станешь. Какие глаза, когда углядел, отчего не признался, куда дел…

Люк распахнулся, вниз посыпались воины — человек шесть. Навалились на пленников, скрутили руки им за спины. Затем вниз неторопливо спустился великий Раджаф, скромно присел на ступеньке лестницы:

— Давай, Вений.

Один из стражников, поставив на попа скамейку, ловко влез к осветительному окошку, просунул под ближнее к стене бревно веревку, спрыгнул, поставил скамейку нормально, ловко связал петлю, повернулся к правителю:

— Кого первого, господин?

— Этого, — указал на Олега великий Раджаф. — Слушай меня, смертный. Ты продал Аркаиму девицу, из-за которой вскорости рухнет вечный и прекрасный Каим, оставленный мне отцом моим, доверенный советом старейшин и жрецов. За это ты будешь предан смерти. Вений, вешай его.

— Давай, — кивнул стражник, — залазь на скамейку.

— Да пошел ты… — предложил ему Олег.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами воин, накинул петлю ему на шею, а потом ухватился за другой конец веревки и повис на ней всем своим весом.

Ведун бодро пробежал к скамейке, запрыгнул на нее, привстал на цыпочки:

— Я не продавал ему невольницу! Не продавал!

— Какая разница — продал, подарил, оставил. Важно то, что Аркаим принес первую жертву, а вскорости принесет и вторую, и третью. Мыслю я, он ждал, когда ты захватишь город, чтобы продолжить обряд. Теперь, вестимо, он станет искать другие пути к всесильной книге. Но вина за то, что искомая жертва находится в его руках, лежит на тебе. Из-за тебя Аркаим принес первую жертву, из-за тебя принесет и другие. Вешай его, Вений.

— Не…

Страж выбил скамейку, и веревочная петля перехватила возглас в самом зародыше. Олег, оттолкнувшись от стены ногой, повернулся к правителю и одними губами произнес:

— Он не приносил… Он не приносил… Он… — От нехватки воздуха голова, казалось, сейчас взорвется, перед глазами скакали желтые искры, и Олег, понимая, что делает это в последний раз, усиленно проартикулировал: — Не приносил!

— Да что он там… — Великий Раджаф недовольно щелкнул пальцами. — Обрежь веревку, Вений! Все это слишком важно, чтобы рисковать.

Стражник выдернул меч и, не останавливая движения, рубанул им у ведуна над головой. Олег плашмя грохнулся на пол, тяжело задышал, медленно приходя в себя.

— Пни его, — распорядился правитель. — И спроси, что он пытался мне сказать?

Ведун тут же получил удар ногой под ребра, захрипел:

— Твой брат не приносил первого жертвоприношения… Не приносил…

— Ты лжешь! Коли это не так, откуда у него сила пробуждать мертвых? Итшахр пробуждается!

— Это сделал… В общем, девушка лишилась девственности на алтаре не его стараниями.

— Да? — откинулся на ступеньки Раджаф. — Да? Ну да, конечно… Конечно… Значит, это ты… Значит, это ты навлек на нас это проклятие, чужеземец?! Это ты, подлый червь, прах дорожный, пыль горная?! Повесить его, Вений! Повесить немедленно! Я хочу видеть, как он дергается на веревке, я хочу слышать его хрип и почувствовать, как его жалкая душонка отделяется от тела! Повесить!

— Забирайся на скамейку, — предложил стражник, умело завязывая новую петлю.

— Да пошел ты!

— Ну и дурак… — Стражник накинул Олегу петлю, перехватил свободный конец веревки, повис.

Середин, захрипев, опять прыгнул на скамью, спасаясь от удушья.

— Подожди, Вений! — вскинул палец великий Раджаф. — Я хочу сказать ему прощальное слово. Так вот, смертный. Коли ты думаешь, что боги отомстят мне и Каиму за твою гибель, ты ошибаешься. Ничего не будет. Мой глупый брат опять проиграл. Про-иг-рал. Весь обряд нужно проводить в одном и том же месте, на одном алтаре. Алтарей бога Итшахра в нашей стране очень много. Не все из них разрушены, но почти все забыты. Коли Аркаим не знает, где все началось, он не сможет продолжить обряд. А эту тайну ты сейчас унесешь к самонадеянному Итшахру в его мертвый мир. Вений, толкай!

— Он знае… — успел выкрикнуть Олег, чувствуя, как опора уходит из-под ног, но веревка опять оборвала его слово.

— У-у-у-у — недовольно взвыл правитель, закрутил головой и все же рубанул ладонью: — Режь ее, Вений! Пусть скажет.

Олег опять грохнулся на пол и зашелся кашлем, перемешанным с хохотом.

— Да пни же его, и пусть говорит!

Несколько ударов по ребрам несколько подпортили ведуну настроение, но зато он чуть успокоился и избавился от истерического смеха.

— Ну, говори! — склонился над ним великий Раджаф. — Говори, что он знает?

— Ты совсем забыл… — Олега опять начал разбирать смех. — Ты совсем забыл, о великий, что для этого дела… для лишения девичества… нужны двое! А Урсула — во дворце премудрого Аркаима…

— Да, — выпрямился правитель. — Да, действительно… Женщина… Обряд не закончен, она жива, она умеет говорить. Ладно, чужеземец, скажи, где этот алтарь. Скажи, я отправлю туда охрану. Да говори же, негодяй! От твоих слов зависит судьба всей страны, всего мира! Говори!

— Э-э, нет… — прикрыл глаза ведун. — Э-э, нет, великий Раджаф. Три повешенья для одной жизни — это уже перебор. Больше не хочу. Нешто я не знаю, что ты со мной сделаешь, едва я проболтаюсь. Не скажу. Другое что придумывай, коли Каим спасти желаешь. Может, договоримся.

— Может, ты думаешь, что на дыбе над жаровней висеть будет приятнее?

— А меня там не только жаровня греть будет, великий Раджаф. Меня станет греть мысль о том, что, чем дольше я продержусь, тем вернее, что алтарь найдет твой брат. Первым!